Где таится эта простейшая мысль-чувство? Быть может, сливается с понятием «я»? Быть может, когда младенец протестует против завертывания рук, он борется за них как за «мое», а не за «я»? А забирая у него ложку, которой он стучит по столу, ты лишаешь его не собственности, а способности давать выход энергии, высказываться на особый лад, звуком?
Рука эта - не совсем рука, а скорее послушный дух Алладина - держит бисквит, приобретя новую ценную собственность, и ребенок эту собственность защищает.
Каким образом понятие собственности вяжется у него с понятием повышенной мощности? Лук для дикаря был не только собственностью, но и усовершенствованной рукой, поражавшей на расстоянии.
Ребенок не хочет отдать газету, которую рвет, ибо он исследует, тренируется, ибо это материал, как рука - инструмент, который звука не издает, а в соединении с булочкой придает сосанию добавочное приятное ощущение.
И лишь потом приходят подражание, соперничество, желание выдвинуться. Ибо собственность вызывает уважение, повышает цену, дает власть. Без мяча он остался бы незамеченным, а с мячом может занять в игре видное положение независимо от заслуг; с игрушечной саблей становится офицером, с вожжами кучером; а рядовой, лошадка - тот, кто ничем не владеет.
«Дай мне, позволь, уступи» - просьба, которая щекочет самолюбие.
«Захочу - дам, а не захочу - не дам», в зависимости от каприза, потому что это «мое».
Хочу иметь - имею, хочу знать - знаю, хочу мочь - могу - вот три разветвления общего ствола воли, корни которой два чувства: удовлетворения и неудовлетворения.
Младенец старается понять себя и окружающий его мир, живой и мертвый,- с этим связано его благополучие. Спрашивая словами или взглядом «Что это?» - он требует не название, а оценку.
Что это?
Фи, брось, это «бяка», это нельзя брать в руки.
Что это?
Цветочек,- и улыбка, и ласковое выражение лица - разрешение.
Бывает, спрашивая о предмете нейтральном и получая название без эмоциональной мимической оценки, ребенок не знает, что делать с ответом, и, удивленно и как бы разочарованно глядя на мать, повторяет, растягивая, название. Чтобы понять, что, кроме желаемого и нежелаемого, есть еще мир нейтральный, ему надо иметь опыт.
Что это?
Вата..
Ва-а-ата? - и ребенок всматривается в лицо матери, ожидая указания, что об этом думать.
Путешествуй я в обществе туземца по субтропическому лесу и спроси я при виде растения с неизвестным мне плодом: «Что это?» - туземец, не зная языка, но угадывая мой вопрос, отвечал бы окриком, гримасой или улыбкой, что это яд, вкусная пища или бесполезный предмет, который не стоит класть в рюкзак.
Детские «что это?» означают: какой? для чего служит? какая мне от него может быть польза?
Обычная, но интересная картинка.
Сошлись, семеня еще нетвердыми ножками, два малыша; у одного мяч или пряник, а другой хочет это отнять.
Матери неприятно, когда ее ребенок вырывает что-нибудь у другого ребенка, не хочет отдать, поделиться, «дать поиграть». То, что ребенок выходит из общепринятой нормы условных приличий, компрометирует ее.
В сцене, о которой идет речь, ход событий может быть троякий:
Один ребенок вырывает, другой удивленно смотрит, потом переводит глаза на мать, ожидая оценки непонятной ситуации.
Или: один старается вырвать, но коса нашла на камень - подвергшийся нападению прячет предмет общих вожделений за спину, отталкивает нападающего, опрокидывает его. Матери спешат на помощь.
Или: смотрят друг на дружку, боязливо сходятся, один неуверенно тянется, другой так же неуверенно защищается. И только после долгой подготовки вступают в конфликт.
Здесь играет роль возраст обоих и жизненный опыт. Ребенок, у которого есть старшая сестра или старший брат, уже многократно выступал в защиту своих прав или собственности, а подчас атаковал и сам. Но откинем все случайное, и мы увидим две отличные индивидуальности, два характерных типа: деятельный и бездеятельный, активный и пассивный.
«Он добрый: все отдаст».
Или:
«Глупышка: все у себя даст забрать».
Это не доброта и не глупость.
Кротость, слабый жизненный порыв, низкий взлет воли, боязнь действия. Ребенок избегает резких движений, живых экспериментов, трудных начинаний.
Меньше действуя, меньше и добывает фактических истин, потому вынужден больше верить и дольше подчиняться.
Менее ценный интеллект? Нет, просто иной. У ребенка пассивного меньше синяков и досадных ошибок, и ему не хватает горького опыта; хотя приобретенный он, может быть, помнит лучше. У активного больше шишек в разочарований, и, быть может, он скорее их забывает. Первый переживает медленнее и меньше, но, может быть, глубже.
Пассивный удобнее. Оставленный один, не выпадет из коляски, не поднимет по пустякам весь дом на ноги, поплачет и легко успокоится, не требует слишком настойчиво, меньше ломает, рвет, портит.
Дай,- не протестует.- Надень, возьми, сними, съешь,- подчиняется. Две сценки:
Ребенок не голоден, но на блюдечке осталась ложка каши,- значит, должен доесть, количество назначено врачом. Нехотя открывает рот, долго и лениво жует, медленно и с усилием глотает. Другой, тоже не голодный, стискивает зубы, энергично мотает головой, отталкивает, выплевывает, защищается.
А воспитание?
Судить о данном ребенке по двум диаметрально противоположным типам детей - это говорить о воде на основании свойств кипятка и льда. Шкала - сто градусов, где же мы поместим свое дитя? Но мать может знать, что врожденное, а что с трудом выработанное, и обязана помнить, что все, что достигнуто дрессировкой, нажимом, насилием, непрочно, неверно и ненадежно. И если податливый, «хороший» ребенок делается вдруг непослушным и строптивым, не надо сердиться на то, что ребенок есть то, что он есть.
И один в поле воин, если он по-русски скроен